Последние пять лет широкое внимание привлекает бурное развитие российско-китайских отношений, в тени которых не очень заметно сближение между Москвой и Тайбэем. Хотя Россия пытается всемерно показать, что российско-тайваньские связи носят неофициальный характер, но уже о многом говорит тот факт, что за последние годы сторонам удалось преодолеть старые стереотипы восприятия друг друга, стороны отказались от идеологических подходов типа "американской марионетки" и "коммунистической диктатуры". Советская перестройка и тайваньская демократизация, совпав по времени, создали возможности для развертывания двустороннего сотрудничества. Однако, очевидно, что развитие российско-тайваньских отношений определяется российско-китайскими отношениями и отношениями между КНР и Тайванем.

Китайская Народная Республика является влиятельным членом мирового сообщества, державой с большим экономическим и военным потенциалом, имеющей протяженную границу с Россией, что обусловливает необходимость развития добрососедских отношений с ней, невзирая на особенности отношений России с другими государствами. Тем не менее, в развитии российско-китайских отношений в последние годы видна и "треугольниковая" логика, заставляющая искать противовесы усилению глобальной роли США.

По крайней мере три десятилетия две державы строили свои отношения, исходя из баланса сил в треугольнике Москва-Пекин-Вашингтон, который в значительной степени определялся уровнями конфронтации между участниками и их потенциалами. В соответствии с такими принципами построения внешней политики две более слабых или пассивных стороны начинают сотрудничать в пику более агрессивной или сильной стороне. Прозападная ориентация внешней политики России в 1992-1993 гг. вроде бы отставила в сторону принцип треугольника, но период романтизма по отношению к атлантическому сотрудничеству довольно быстро закончился.

Напряженность в отношениях между Россией и Западом, запутанность отношений в рамках всего постсоветского пространства, слабость позиций РФ в АТР способствовали тому, что российское руководство вернулось к "треугольниковой" логике построения внешнеполитического курса. Поэтому с 1994 г. Россия стала добиваться установления "стратегического партнерства" с КНР, так как эта формула может быть использована как козырь в игре с Западом.

Надо сказать, что китайское руководство не сразу приняло идею "стратегического партнерства". Тем более, что оно было достаточно неожиданным, поскольку первоначально Китай, по-прежнему декларирующий приверженность социалистическому пути, получил третьестепенное значение в российских внешнеполитических приоритетах. Однако нынешнее китайское восприятие международной ситуации и российская тактика "воспитывания отношений с Китаем" в конечном итоге определили положительный результат.

Когда в 1996 году Россия и КНР соориентировали свои отношения на достижение "стратегического взаимодействия в ХХI веке", Китай официально поддержал Россию в вопросе о расширении НАТО и заявил, что он поддерживает меры и действия, предпринимаемые РФ в целях защиты единства страны, считая чеченскую проблему внутренним делом России. Россия подтвердила, что правительство КНР представляет весь Китай, а Тайвань является неотъемлемой частью Китая (также, как и Тибет), и обязалась не устанавливать официальных отношений с Тайванем.

Развитием этого процесса стал российско-китайский апрельский саммит этого года, который характеризовался стремлением продемонстрировать всему миру конгруэнтность позиций двух держав по основным вопросам геополитики. Это нашло отражение в совместной Декларации о многополярном мире и формировании нового международного порядка, уникальном для пост-советской России документе, поскольку подобных документов не подписывалось ни с одной другой страной мира.

Конечно, сразу было очевидно, что результат не может не быть отрицательным. Обойти категорически негативную позицию КНР, отрицающей наличие суверенного правительства на Тайване, невозможно. В Тайбэе это понимают и готовы продолжать практику ежегодных предложений о пересмотре резолюций и дальше. Но кажется, это будет продолжаться еще не два и не три года.

Здесь надо отметить, что по существу тайваньский вопрос является важнейшим фактором внутренней политики КНР, одним из тех, что стабилизирует положение нынешней правящей элиты. Так же, как возвращение Гонконга и Макао, являются символами окончательного преодоления статуса "полуколониальной" страны, которую могут легко игнорировать ведущие державы мира, будущее воссоединение с Тайванем по пекинскому сценарию будет символизировать укрепление международных позиций КНР и КПК, устранение иностранного вмешательства во "внутренние китайские дела". В то же время не только итог, но и сам процесс борьбы за воссоединение, способен принести руководству страны новые баллы, повышающие общую оценку его деятельности (кстати, в последние годы китайцы уже достаточно свободно обсуждают достоинства и недостатки своего правительства).

Не секрет, что в последнее время на волне общего успеха экономических реформ руководство КНР активно использует национальную идею, которая постепенно замещает идеи социалистические в государственной идеологии. Распространение "патриотических, но не националистических" чувств настолько широко, что китайские профессора с опаской отмечали националистический подъем среди студентов во время не столь уж давних событий в Тайваньском проливе, особенно в связи с перемещениями американских военных кораблей. В такой ситуации, тем более при наличии скрытой политической борьбы после смерти китайского патриарха Дэн Сяопина, вряд ли возможны какие-либо быстрые изменения в подходе правительства КНР к проблеме Тайваня. Напомним, что этот подход базируется на противоречивом сочетании революционного принципа "одного Китая", единственным законным правительством которого должно рассматриваться правительство КНР, победившее в гражданской войне, и компромиссного принципа "одно государство - две системы".

Китайская политика "открытости", в рамках которой были созданы специальные экономические зоны и иные территориальные единицы, ориентированные на привлечение иностранного капитала, помимо экономических мотиваций, и даже в первую очередь, содержала в себе стремление обеспечить демонстрационный эффект. Неслучайно очень значительные государственные средства вкладывались, например, в развитие зоны Шэньчжэнь (свыше 30% от общего объема инвестиций, при лишь 24-процентной доле иностранных капиталовложений). Квазикапиталистические анклавы на территории КНР стали моделью будущего воссоединения с Тайванем. Его дальнейшая отработка теперь будет вестись в рамках особого административного района Сянган (Гонконг), на очереди стоит Макао. Это принцип "одно государство - две системы" в действии.

Однако Тайвань, приветствовавший воссоединение Китая и Гонконга (и не преминувший подчеркнуть, что еще в сороковых годах гоминьдановское правительство ставило вопрос о возвращении Гонконга), категорически выступает против распространения принципа "одно государство - две системы" на себя. Различное понимание принципа "одного Китая" является основной проблемой в отношениях между материком и Тайванем. Если Пекин считает правительство КНР единственным законным правительством Китая, то Тайбэй отстаивает понятие "одного, но разделенного Китая".

Убедившись в непродуктивности для себя так называемой "нулевой игры", когда правительства Тайваня и КНР противопоставляли себя друг другу на международной арене по принципу "или мы, или они", Тайбэй пытается добиться равных прав на переговорах с Пекином по проблемам воссоединения, утвердив наличие двух правительств на территории Китая и добившись параллельного с КНР представительства в ООН от тайваньского региона.

Однако "нулевая игра" в последние десятилетия оказалась выигрышной тактикой для континентального Китая. Нормализация отношений с США в 1971 г. позволила ликвидировать представительство Тайваня в ООН. Постепенно расширяется дипломатическая изоляция острова: если в 1971 г. 67 стран признавали Китайскую Республику на Тайване, то сейчас не более 30. Пойти на параллельное представительство в ООН Китайской Народной Республики и Китайской Республики на Тайване означает признать суверенитет последней и легитимность ее правительства.

У КНР нет никаких поводов, чтобы согласиться на такое признание не только в силу внутренних причин, о которых шла речь выше, но и в силу причин внешних. Быстрый экономический рост, сопровождающийся расширением внешнеэкономических связей континентального Китая, придал ему новое качество на международной арене. Ведущие страны мира, заинтересованные в огромном китайском рынке, во многих случаях стараются избегать острых углов. Это позволяет Пекину смягчать политические противоречия и даже навязывать решение некоторых проблем. Вспомним хотя бы вопрос о статусе наиболее благоприятствуемой нации и правах человека. У многих стран вызывает озабоченность осуществляемая Китаем модернизация армии, хотя он и заявляет о ее неагрессивном характере. Это также не прибавляет желания обострять отношения с Пекином.

В свою очередь отношение к Тайваню - своеобразный оселок для Пекина. В отношениях с ним проблемы могут возникнуть не только у правительственных органов зарубежных стран, но и у частных лиц, если они заподозрены в чрезмерно хороших отношениях с Тайбэем. В условиях "нулевой игры" большинство стран вынуждено взвешивать значимость своих контактов с большим и маленьким Китаем. И на этих весах Тайвань, бывший крупной картой в пасьянсе холодной войны, теперь теряет вес не только политически, но и экономически. Здесь исключением является только случай Северной Кореи, улучшающей отношения с Тайванем в ответ на установление дипломатических отношений между КНР и Южной Кореей.

В то же время тайваньский бизнес и правительство стремятся диверсифицировать связи. Это стало особенно важным в связи с проблемой Гонконга. Тайвань с настороженностью наблюдает за тем, какие последствия повлечет воссоединение материка и Гонконга в 1997 году, как будет реализовываться пекинская формула "одна страна, две системы", и пытается предугадать, как все это скажется на деловой активности тайваньских фирм, для которых Гонконг является третьей по значению точкой приложения сил, поскольку является своеобразным "стыковочным узлом" между Тайванем и материком. Гонконг - это более половины тайваньских контейнерных перевозок, второй по величине экспортный рынок Тайваня и его главный источник покрытия более чем десятимиллиардного торгового дефицита. Озабоченность в Тайбэе вызывает принятый в Пекине Основной закон Гонконга, который совсем не упоминает о статусе тайваньцев. Неопределенность статуса тайваньских бизнесменов дает Пекину, проводяшему политику "привязывания Тайваня экономически" и сочетающему политический кнут (маневры в Тайваньском проливе) с экономическим пряником (инвестиционные перспективы), рычаг воздействия на Тайвань.

В целом, Россия крайне осторожно подходит к развитию своих связей с Тайванем. Можно сказать, что прорыв в российско-тайваньских отношениях произошел в тот период, когда после развала СССР возникла пауза в российско-китайских отношениях. Как раз в этот период тайваньские бизнесмены проявили высокую активность, состоялась серия неофициальных визитов в Россию. Причем в это время профессиональные российские дипломаты практически не оказывали влияния на российско-тайваньские отношения, которыми стали заниматься дилетанты. В случае с Тайванем это способствовало довольно быстрому развитию отношений, поскольку игнорировалась "треугольниковая" политика. Хотя сверхблагополучный период закончился в конце 1992 г., в июле 1993 г. в Москве было открыто представительство Тайбэйско-Московской координационной комиссии по экономическому и культурному сотрудничеству (до этого в 1991 г. в Москве было открыто представительство Тайваньского совета по развитию внешней торговли - СЕТРА). Но лишь в декабре 1996 г. после долгих согласований на различных уровнях российской власти в Тайбэе была открыта аналогичная российская квазидипломатическая миссия.

Кроме того, в течение 1997 года Россия и Тайвань окончательно согласовали вопрос об открытии прямого воздушного сообщения, договоренность о котором была достигнута еще в 1992 г. Подписав в марте протокол об открытии прямого сообщения (по два рейса с каждой стороны в неделю), стороны сделали еще один шаг в укреплении двусторонних отношений.

Интересно, что во многом структура российско-тайваньской торговли совпадает со структурой торговли российско-китайской (экспорт металлургической продукции, удобрений и некоторых видов сырья и импорт товаров народного потребления при значительном положительном сальдо российской стороны). Однако экономическим отношениям с Тайванем Россия уделяет крайне мало внимания и даже не имеет в структуре государственных органов специальных подразделений, каковые есть для организации торгово-экономических связей с большинством стран. При этом мало вероятно, что в ближайшей перспективе Россия станет для тайваньского бизнеса приоритетным рынком, хотя потенциал сотрудничества достаточно велик.

Одновременно Россия и континентальный Китай стремятся расширить экономическое сотрудничество. Следует отметить, что развитие экономических связей между Россией и Китаем отстает от темпов углубления их политического сотрудничества. Если во внешнеполитической сфере налицо постоянное движение по восходящей линии, то торгово-экономические связи в этот же период характеризовались непоследовательностью и даже хаотичностью. Рекордный уровень двустороннего товарооборота был достигнут в 1993 г. - 7,6 млрд.долл., но затем произошло резкое падение. Только в 1996 г. товарооборот снова вышел на 7-миллиардную отметку.

Эти колебания дали основания некоторым экспертам говорить о том, что торгово-экономические связи России и Китая являются второстепенными по отношению к связям политическим. С этой точки зрения, усилия правительств двух стран рассматриваются как административная кампания, продиктованная политической мотивацией (создание экономической базы для стабильного развития двусторонних политических отношений), но не действительной заинтересованностью компаний двух стран в рынках друг друга. В этом отличие, например, от отношений КНР с США или Японией, где именно экономический интерес позволяет смягчать политические противоречия.

На поверхности все выглядит именно так. Президенты Ельцин и Цзян Цзэминь дали указания увеличить двусторонний товарооборот до 20 млрд.долл., и государственные органы двух стран ломают голову над решениям этой задачи. (Парадоксально, что это происходит в рыночных экономиках, какими теперь считают себя Россия и Китай). Двойной визит в Китай летом 1997 года вице-премьера Немцова и премьера Черномырдина также нацелен на решение экономических вопросов и подписание пакета экономических соглашений.

Однако в действительности происходят серьезные сдвиги в сфере экономических отношений. В 1992-1994 гг. двустороннее торгово-экономическое сотрудничество в значительной мере определялось деятельностью мелких компаний, челноков, приграничным обменом.

Особенностью их деятельности была краткосрочность интересов, стремление воспользоваться кризисным состоянием российской экономики. Именно снижение активности мелких компаний в первую очередь было причиной падения объема торговли между двумя странами в 1994 г.

Сегодня на первый план экономических отношений вышли крупные компании с высоким удельным весом государственной собственности или поддерживаемые государством. В результате в России появились значительные лоббистские группы, подталкивающие правительство к принятию мер для создания более благоприятных условий торгово-экономического сотрудничества. Российские поставщики энергетического оборудования, энергоресурсов и вооружений сделали самые серьезные ставки на Китай. В настоящее время освоение китайского рынка для этих групп российского бизнеса является не просто средством зарабатывания денег, но и формой выживания.

Именно эти сферы являются сферами с высоким уровнем государственного регулирования. Вышеназванным группам просто необходима поддержка российского правительства. Поэтому повышение активности государственных органов в сфере российско-китайских экономических отношений все же не является бюрократической компанией, инициированной верхами в целях укрепления политического сотрудничества, а отражает реальное повышение интереса крупного российского бизнеса в расширении экономических связей с Китаем.

Россия и Китай договорились о сотрудничестве в строительстве нефте- и газопроводов из Сибири до Тихоокеанского побережья Китая через Монголию. Запасы нефти в Восточно-Сибирских месторождениях оцениваются более чем в 1,5 млрд. т. Предполагается, что нефтепровод будет введен в строй в 2005 г., а газопровод - к середине 2003 г.

Известно, что активно развивается военно-техническое сотрудничество между двумя странами, которое может достичь 2,5-3,0 млрд. долл. в год. В этой связи обоснована озабоченность ряда экспертов, что в российско-китайском товарообороте поставки военной техники занимают все большее место и экономические связи могут быть сведены только к торговле оружием. При этом очевидно, что российские поставщики вооружений расширяют объемы и спектр поставок в Китай не из-за каких-то политических целей, вроде поддержания российско-китайского военного-политического яльянса. Более того, это делается вопреки мнению определенных военных кругов, которое было отражено в известном выступлении бывшего министра обороны И.Родионова, назвавшего Китай потенциальным противником. Созданный в советские времена гигантский военно-промышленный комплекс лишился прежних заказов, поскольку сегодня Россия не имеет ни возможности, ни необходимости для поддержания таких огромных объемов военного производства. Поэтому стремление Китая повысить свою региональную роль за счет модернизации армии явилось манной небесной для военной промышленности.

В целом, наращивание российского экспорта может пойти по названным направлениям (хотя провал на тендере по "Сань Ся" показывает трудность этой задачи), что по существу возвращает советские времена в этой сфере. Внешняя торговля на китайском направлении становится снова государственно контролируемой в то время, как условия экономической деятельности в обеих странах не позволяют пока рассчитывать на то, что мелкие и средние предприниматели повысят свою активность. Характерно, что китайская сторона предлагает вернуться к старой практике оформления поставок межправительственными соглашениями.

При этом не следует рассчитывать на формирование диверсифицированной структуры товарооборота. Российская номенклатура поставок будет расширена незначительно, а Китай будет продолжать оставаться в основном экспортером товаров широкого потребления и продуктов питания. И здесь кроется еще одна проблема: российский рынок в достаточной степени насыщен потребительскими товарами, и наращивание китайских поставок вряд ли возможно. В результате последние годы отрицательное сальдо Китая в торговле с Россией растет, и решить эту проблему можно только за счет изменения качественной структуры китайских поставок. Одним из путей решения проблемы может быть организация совместных производств в КНР и допущение расчетов в национальных валютах.

Исходя из вышеизложенного, можно утверждать, что у России отсутствует четкая концепция политического курса в отношении воссоединения Китая, фактически она пытается игнорировать тайваньскую проблему, чреватую серьезными региональными конфликтами. Однако политические и экономические ставки России, поставленной перед выбором "или те, или другие", сделаны на материке. Все же Россия могла бы, соблюдая принятые обязательства перед КНР, добиться и развития взаимовыгодных отношений с Тайванем. Это было бы выгодно и в перспективе с учетом той роли в экономике КНР, которую постепенно приобретает Тайвань, особенно после возвращения Гонконга Китаю.

_____________________________________

2. The Moscow Times. May 14, 1997